правда останется сама собой независимо от нашей отчаянной веры в то, что мы хотим видеть
читать дальше— Надеюсь, не о том, как кробозядрые хипасисы помогут нам восстановить ауру согласия… — чуть слышно пробормотал Малфой
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
К вечеру Гарри окончательно убедился, что в его голове поселилась веселая семья злобных маленьких троллей, развлекающихся методичным отплясыванием чечетки на всех доступных поверхностях.
-------------------------------------------------------------------------
— Ты не мог спать, если меня не было рядом, — каким-то звенящим голосом произнес Гарри.
— Ты был, — улыбнулся Драко, целуя его и мысленно отвешивая себе подзатыльник за то, что так его напугал. — Ты всегда рядом, Поттер. Надо только… правильно это почувствовать…
— Ты шутишь… — обреченно простонал Гарри, рывком притягивая его к себе. — Ты мне все еще ту выходку со сном не простил.
Драко медленно покачал головой.
— Я действительно спал один, Гарри, — тихо сказал он. — Все очень просто… если хочешь отдавать, а не брать. Тогда неважно, рядом ли ты, и неважно, будешь ли рядом когда-нибудь, — тонкие пальцы заскользили по лицу Поттера, обрисовывая его контуры. — Ты — во мне, понимаешь? Всегда — во мне. И, если мне ничего от тебя не нужно, если я хочу любить, а не быть любимым, то любить я могу и на расстоянии. Независимо от того, могу ли получить что-то взамен.
Поттер долго молчал, уткнувшись ему в макушку.
— Я постоянно о тебе думаю, — мрачно проговорил он наконец. — Даже вчера, когда засыпал… я вообще ни о чем больше думать не мог. Мне всегда кажется, что ты рядом…
— Но тебе меня не хватает, верно? — спросил Драко, поднимая голову и глядя ему в лицо. — Вот поэтому и не получается. Ты представь, что я действительно с тобой. И что ты можешь любить меня, и расстояния тебе не мешают. Они просто не могут отнять меня у тебя. Ничто не может, Гарри… потому что я — в тебе, а не рядом. И только ты решаешь, быть мне там или нет… Понимаешь?..
----------------------------------------------------------------------------------------------------
А, значит, все правильно… Вот только как и куда с этой правильностью жить дальше? И, главное — зачем?
--------------------
— Да ты даже не въехал, о чем речь, вообще! — фыркнул Фил. — Жертвенность — это готовность делать что-то ради любимого, верно? И достать его, видимо, этими своими жертвами до печенок. Мисс Луна это имела в виду — что любовь отличается тем, что ты можешь и НЕ жертвовать, если в том нет реальной нужды, и это сложнее, чем просто отрывать от себя куски и гордиться этим…
----------------------------
«Предубеждения — залог поворота на ошибочный путь», — всплыли в голове собственные слова. Когда он это говорил и кому именно — Гарри не помнил, но тогда ситуация казалась абсурдной, а отказ от розовых очков — единственным выходом из нее. Бедные ребята, отстраненно подумал он. Бедные мы все, вообще. За что нам такое ярмо — внутренняя честность?
---------------------------------
— Огненному магу необходимо, чтобы тот, в ком он нуждается, был настолько же искренен и открыт, как он сам, — проговорил он, уже не глядя на них обоих. — Потому что иначе он чувствует себя беззащитным. Земному магу необходимо подтверждение, что его чувства видят и понимают — потому что это убеждает его в том, что он все еще жив.
------------
— Что такое ветер, Элис? — негромко спросил он. — Для тебя.
Девушка бросила настороженный взгляд в небо.
— Поток воздуха? — предположила она. — Направленное движение групп молекул, внутри которых совершается собственное хаотическое движение.
Драко улыбнулся.
— А что такое — партнер? Твой любимый? Тоже группы молекул?
--------------------------
— А партнер-то здесь при чем? — тупо переспросил Мартин.
— При том, что он тоже и есть — ты, — эхом откликнулся молчавший почти весь урок Доминик. — И, если позволяешь себе почувствовать это… и довериться… то однажды проснешься и обнаружишь, что это означает — довериться самому себе. Сомнения в чьей-то любви — они ведь в тебе рождаются, а не в партнере… поэтому самому себе и надо учиться доверять, и любить — тоже самого себя…
-----------------
— Вот поэтому ты и боишься взлететь, — перебил его Драко. — Надежда и способность непредвзято и честно воспринимать реальность несовместимы. Ты ведь всегда знаешь, что и почему происходит — а, раз выбираешь надежду, то игнорируешь либо отсутствие, либо наличие чего-то в своей жизни. Либо то, что тебя уже любят — либо то, что любви к тебе нет, и возникнуть ей неоткуда. Что именно игнорируешь ты, Дом, раз выбираешь — надеяться?
Рэммет пристально посмотрел на учителя, будто прикидывал, издевается тот или уже опять говорит серьезные вещи.
— Пожалуй — что меня уже любят, — задумчиво произнес он наконец. — Черт, только это, кажется, как-то по-дурацки звучит…
— Ну, раз ты это понимаешь, значит, я уже могу порекомендовать тебе попробовать взлететь, — ухмыльнулся Драко, вставая. — На досуге, вместо бесплодных надежд на то, что боишься заметить.
---------------
Шон с усилием отвел взгляд. Смотреть в камин оказалось проще — его хотя бы сложно задеть пристальным разглядыванием. Огонь не видел дерзости в прямоте, а личного оскорбления — в попытках научиться быть самим собой.
----------
Стихии на меня нет.
-----------------
— Нельзя быть одинаковым со всеми, — как-то странно смотря на него, терпеливо объяснила Дина. — С каждым будешь немножко… разным. Что-то, что с этим магом в тебе пересекается, выйдет вперед, а что-то спрячется и постарается почти не показываться. Пока вы вместе.
— И что? — беззвучно сказал он, не выпуская ее ладошку.
Дина, улыбнувшись, пожала плечами.
— Остаешься всегда с тем, рядом с кем можешь быть либо собой, либо такой, какой хочешь стать. Рядом с кем чувствуешь, что это — ты, а не урезанный огрызок, — она вздохнула. — С тем, кому нужна — ты, а не устраивающая его часть тебя.
— Я не хочу часть, — честно признался Фил. — Хочу целиком.
Она засмеялась и уткнулась лбом в его колено.
— Человек на твоем месте сказал бы, что ты и имеешь только часть.
— Ну, так я, слава Мерлину, и не человек, — мягко ответил Филипп, наклоняясь и зарываясь лицом в ее волосы. — Но, вообще-то, тут нет противоречия. Любой мужчина хочет быть уникальным для своей женщины — просто люди предпочитают заменять это на «единственный». Видимо, они не уверены в своей способности дать партнеру хоть что-то, а единственность в любом случае уже подразумевает уникальность, — он задумался и добавил: — хоть какую-то.
— Вот-вот, — в тон ему усмехнулась Дина. — Нет уж, к гоблинам — хоть какую-то… тем более, если есть настоящая.
— Есть, — шепотом согласился Фил.
--------------------
— Идиот, прости Мерлин, — процедила Мелани. — Любое неприятие приводит к смерти, а то, что ты видел — это хуже, чем смерть. Это пример того, как стихия дрессирует нужных ей магов и заставляет силком выбрать то, что они не хотят выбирать сами. И тащит их за шиворот, если они обязаны что-то сделать. Твое счастье, если ты не обязан — тогда просто умрешь. Но не факт, что быстро и безболезненно.
---------------------------------
— Какая, к гоблинам, свобода? — без тени улыбки глухо спросила Маргарет. — У нас тут только одна свобода — сдохнуть, если о свободе думать чересчур нравится…
-------------------------------------------
— Все говорят, что для мага естественно любить, — непонимающе проговорила Дина. — Что наша суть — и сущность, и, может быть, даже цель — в том, чтобы мы кого-то любили. Не влюблялись, привязываясь и утопая в желаниях, а — любили. Но разве отличие мага от человека только в этом одном? А из всей этой истории с амулетами получается, что — да.
----------
Единственное, что он смог — добиться того, чтобы Дина никогда не плакала от беспомощного отчаяния, глядя на него самого. Иногда ему казалось, что в чем-то это тоже — почти что подвиг.
А иногда — что это даже не его начало. Разве достаточно видеть несовершенство в себе и стремиться к чему-то день за днем, если та же Дина может на порядок больше? Она может видеть его в других — и делать… что-то. Что-то такое, от чего самоубийственно депрессирующий парень наутро будто заново вспоминает, как улыбаться, а балансирующая на грани срыва в ненависть ко всему миру пара снова обнаруживает, что реальность не зациклена на них двоих
-----------
— Мисс Паркинсон говорит, что развивающаяся личность должна учиться принимать собственные решения и отвечать за их последствия, даже если ее устраивает, какие именно решения принимают те, кто несет за нее ответственность, — без запинки отчеканила Вилена, бросая на Маргарет ничего не выражающий невинный взгляд.
--------------------------------------------------------------
Дэнни с горечью улыбнулся и запрокинул голову, уставившись куда-то в сторону.
— Я просто понял, что никогда ни к кому такого не чувствовал, — спокойно проговорил он. — Мне только казалось, что чужие проблемы — это мои проблемы, или что я в ком-то там нуждаюсь, или даже — люблю… Я ведь никого и не знал до нее. А воспитанника — его знаешь сразу, с самого начала. Всего. Чувствуешь всей кожей, как будто вы — одно существо…
— Знаешь — что? — перебил его Доминик. — Все, что с ней было, что ли?
— Нет, — терпеливо поправил Дэнни. — Ее знаешь. Всю. Не могу понятнее объяснить… Но, по-моему, вот это вот знание, Дом — это и есть любовь, как я ее сейчас понимаю. Ни с одним посторонним магом такое даже в принципе невозможно. Это же — как одна душа на двоих, пополам поделенная, и в каждом из вас своя половинка живет, и со второй половинкой она вся-вся, как есть, переплетена и связана. Один вздохнул — второй услышал. Я даже сны Вилены иногда видеть могу… Я знаю, чего она боится, о чем мечтает, чего хочет, и я знаю, где мое место во всем этом, почему рядом с ней — именно я. Понимаешь? Я просто смотрю на нее и вижу себя. Не отражение, а себя, настоящего. Я только рядом с ней до конца — настоящий. Наверное, потому и не помню толком жизни до нее… Это и не жизнь была, правда. Это иллюзия существования… по сравнению с тем, что значит — когда ты рядом с воспитанником.
----------------------------------
— Тебе не показалось странным, что, если у мага забрать то, что делало его магом, то он и любить перестает? — помолчав, наконец отстраненно спросила она. — Ну, или наоборот. Убрать любовь — и получится человек… Что там первично-то было, кто его знает…
Фил вздохнул и отставил в сторону чашку. Мог бы и сам догадаться, в чем дело. Опять в чьей-нибудь личной драме.
— Не показалось, — глухо ответил он. — По-моему, это логично — дальше некуда.
— Все говорят, что для мага естественно любить, — непонимающе проговорила Дина. — Что наша суть — и сущность, и, может быть, даже цель — в том, чтобы мы кого-то любили. Не влюблялись, привязываясь и утопая в желаниях, а — любили. Но разве отличие мага от человека только в этом одном? А из всей этой истории с амулетами получается, что — да.
— Внутренняя честность? — уточнил Фил. — Способность принимать реальность, невозможность всю жизнь закрывать глаза на правду и выбирать тупиковый путь?
— Ну, например, — кивнула Дина. — Еще связь с природой в том или ином виде, и отрыв от человеческих ценностей и амбиций, и стихийные сны, и управление своей физиологией… Мерлин, да развитые земные маги даже чужой физиологией управляют! Даже человеческой.
Филипп задумчиво рассматривал, как она теребит распушившуюся прядь волос.
— Я думаю… — он запнулся и пояснил: — ну, то есть, это я пока что так думаю. Что все это — только средства для того, чтобы научиться любить. Они как бы обусловливают способность… — он закусил губу и пощелкал пальцами. — Ты бы смогла сделать хоть что-нибудь из того, что ты делаешь, если бы не могла видеть правду? Если бы не умела слышать чужие эмоции, смотреть на ситуацию и обстоятельства объективно и находить ключевую проблему?
— Риторический вопрос, — пожала плечами Дина. — Ни черта бы я не смогла. Только влезала бы в и без того запутанные отношения и усложняла бы их еще больше. Еще и своей привязанностью…
— Вот! — Фил выставил вперед указательный палец. — Если бы всего этого в тебе не было, ты бы не умела любить. Все, на что ты была бы способна — это на привязанность, более или менее искреннюю.
Глаза Дины распахнулись — как каждый раз, когда ей в голову приходила идея.
— Значит, люди умеют только привязываться? — неверяще переспросила она. — Ой, Мерлин… нет, не перебивай… ужас какой. Так что, получается, что они даже в теории полюбить не способны? Никогда? Вот вообще-вообще, раз у них нет внутренней честности и розовые очки вместо правды?
Фил устало пожал плечами. Его и самого эта мысль совершенно не радовала — уже не первый год.
— Вот потому я и говорю, что это я пока что так думаю, — подытожил он. — И все мечтаю как-нибудь убедиться, что ошибаюсь…
---------------------------------------------
— Нельзя быть одинаковым со всеми, — как-то странно смотря на него, терпеливо объяснила Дина. — С каждым будешь немножко… разным. Что-то, что с этим магом в тебе пересекается, выйдет вперед, а что-то спрячется и постарается почти не показываться. Пока вы вместе.
— И что? — беззвучно сказал он, не выпуская ее ладошку.
Дина, улыбнувшись, пожала плечами.
— Остаешься всегда с тем, рядом с кем можешь быть либо собой, либо такой, какой хочешь стать. Рядом с кем чувствуешь, что это — ты, а не урезанный огрызок, — она вздохнула. — С тем, кому нужна — ты, а не устраивающая его часть тебя.
— Я не хочу часть, — честно признался Фил. — Хочу целиком.
Она засмеялась и уткнулась лбом в его колено.
— Человек на твоем месте сказал бы, что ты и имеешь только часть.
— Ну, так я, слава Мерлину, и не человек, — мягко ответил Филипп, наклоняясь и зарываясь лицом в ее волосы. — Но, вообще-то, тут нет противоречия. Любой мужчина хочет быть уникальным для своей женщины — просто люди предпочитают заменять это на «единственный». Видимо, они не уверены в своей способности дать партнеру хоть что-то, а единственность в любом случае уже подразумевает уникальность, — он задумался и добавил: — хоть какую-то.
— Вот-вот, — в тон ему усмехнулась Дина. — Нет уж, к гоблинам — хоть какую-то… тем более, если есть настоящая.
— Есть, — шепотом согласился Фил.
Особенно — в такие вот вечера. Когда она рядом, когда ее голова не забита чьими-то очередными переживаниями, когда нет потоков отчаянных слез и можно не захлебываться от душераздирающей тоски, не зная, как успокоить ту, кого любишь. Как сделать мир лучше, чтобы твоя девочка не плакала, глядя на его представителей.
Единственное, что он смог — добиться того, чтобы Дина никогда не плакала от беспомощного отчаяния, глядя на него самого. Иногда ему казалось, что в чем-то это тоже — почти что подвиг.
---------------------------------------
Ему всегда хотелось разгадать Кристиана, и временами даже возникала иллюзия, что уж хотя бы единственному воспитаннику такое по силам — но, наверное, именно это и называется гордыней. Когда больше всего на свете хочешь понять, постичь, выучить и запомнить живое существо наизусть, сделать его предсказуемым и простым. И даже нуждаешься в этом.
-------------------------
Или хотя бы вспомнить, чем занимался из вечера в вечер когда-то давно — раньше. Умудрялся же как-то жить, и даже нравилось чаще всего. Стихия не дает испытаний не по силам.
И никогда не дает того, что не является испытанием — даже для тех, кто оказывается втянут в ситуацию косвенно.
Я — косвенно втянутый объект, криво улыбаясь, подумал он. Вторичный, можно сказать. Побочный эффект. Случайная флуктуация… в чужой жизни…
--------------------------------
— Нет, — терпеливо поправил Дэнни. — Ее знаешь. Всю. Не могу понятнее объяснить… Но, по-моему, вот это вот знание, Дом — это и есть любовь, как я ее сейчас понимаю. Ни с одним посторонним магом такое даже в принципе невозможно. Это же — как одна душа на двоих, пополам поделенная, и в каждом из вас своя половинка живет, и со второй половинкой она вся-вся, как есть, переплетена и связана. Один вздохнул — второй услышал. Я даже сны Вилены иногда видеть могу… Я знаю, чего она боится, о чем мечтает, чего хочет, и я знаю, где мое место во всем этом, почему рядом с ней — именно я. Понимаешь? Я просто смотрю на нее и вижу себя. Не отражение, а себя, настоящего. Я только рядом с ней до конца — настоящий. Наверное, потому и не помню толком жизни до нее… Это и не жизнь была, правда. Это иллюзия существования… по сравнению с тем, что значит — когда ты рядом с воспитанником.
--------------
Тот, кто помогает тебе оставаться собой, просто находясь рядом
-----------------------
Опустившаяся на замок ночь в очередной раз заглянула в глаза и беззвучно спросила — а только ли негативных? Может быть, все это — иллюзии, а на самом деле тебе просто нечего ждать?
Убивать можно и сомнениями, беспомощно подумал Шон, прижимаясь щекой к подушке. Даже мистер Драко говорил, что сомнения убивают разум. Что нельзя поддаваться…
Вот только противиться им, глядя каждую ночь покрасневшими от бессонницы глазами в потолок, не хватало никаких сил. Где берут их те, кто осмеливается любить? — спрашивал он сам себя и не находил ответа. Как они выживают в этом кошмаре?
Пойди и спроси, — настойчиво шепнула ночь. Ты же знаешь — она ответит на любые вопросы. Она никогда тебя не обманывала — и не обманет и впредь, даже после того, что ты сделал.
Шон зажмурился и зарылся лицом в основательно измятую уже подушку. Ночами все выворачивалось наизнанку, и то, что днем выцветало, прячась в углах от упрямой мальчишеской жажды и веры, теперь возвращалось обратно, а вера беспомощно истончалась и таяла. И память о том, как однажды он влепил Дине Торринс пощечину, утомившись терпеть поток ее на этот раз совершенно бессмысленных и оскорбительных домыслов, ночами начинала вгрызаться в Шона хуже бешеных волкулаков.
---------------------------------------------
— Просто надо очень любить, чтобы захотеть родить своему мужчине ребенка, — медленно сказала Дина. — Не то чтобы это было так уж страшно — просто любить.
-------------------------------------
Просто каждый раз, когда она смотрела на тебя — вот так, исподлобья, чуть склонив голову, без легкомыслия и стеснения, пронизывающе, откровенно, в самую суть, как в тот первый вечер в коридоре — что-то ломалось внутри, какой-то барьер, отделяющий допустимую вежливость от не оправданной знакомством или близостью, но от того не менее настоящей — искренности… Это было так похоже на Тони. То, что умела Кэт. Так похоже — будто один и тот же маг в разных обличьях, то в мужском, то в женском.
------------------------------
А что есть правда? — тут же мысленно усмехнулся Гарри. Только то, что мы считаем ею — наивные и глупые, как слепые новорожденные книззлы, мы тычемся носами, пытаясь на ощупь представить ее цвет или вкус. Как будто такое возможно…
И забываем, что правда останется сама собой независимо от нашей отчаянной веры в то, что мы хотим видеть.
-------------------------------------------------
Взгляд Снейпа на мгновение непонимающе остекленел — и Гарри вспомнил собственный столбняк, когда впервые увидел сына. Малыш спал, прикусив большой палец — точно так, как это делала умотавшаяся за день и уснувшая, едва коснувшись головой подушки, Луна. Жгуче черные волосенки сбились в хохолок, открывая высокий, правильной формы лоб — точь-в-точь как у Панси. А потом, будто почувствовав отца, распахнул глазки — именно того пронзительно серого, знакомого до боли малфоевского оттенка. Именно того разреза, как у Луны.
-----------------------
Как хорошо жить, когда не умеешь ничего хотеть, с тоской ухмыльнулся Натан, поднимая голову — и натыкаясь взглядом на сомкнутые, как всегда, ресницы и сжатые губы.
-----------------
— Ага, — пряча вызов за показной непринужденностью, кивнул учителю Алан. — Я считаю, что смерть — слишком окончательная штука, чтобы считаться уроком. Когда она случается, гадать о причинах становится поздно. И поэтому убийство, тем более — мага… магов… да еще и массовое…
Он все-таки закипал — и потому терялся в словах. Никогда не умел говорить о том, что задевает его за живое, спокойно.
— Да ну? — невольно передразнил мистера Поттера Рэй. — А как насчет «невозможно убить того, кто достоин жизни»?
— И, кстати, — добавила Марта. — «Убийство человека есть законность, убийство зверя есть необходимость, убийство света есть тягчайший из грехов». Кто-нибудь обращал внимание, что про убийство магов здесь ни слова не сказано?
— Потому что мага невозможно убить, — подытожил Рэй. — Его контролирует стихия, а, значит, все, что случается в его жизни, есть ее реакция на его выборы и решения.
Губы Алана медленно сжались в тонкую ниточку. Вопреки ожиданиям Шона, он еще целых секунд десять размеренно вдыхал и выдыхал, не срываясь на крик.
— Ты веришь в то, что каждый стихийный маг южной Англии, включая куколок и новопосвященных, уже успел наошибаться до невозвратной точки? — наконец глухо спросил Прюэтт. — Одновременно?
— А ты веришь в то, что можно вот так запросто взять и убить того, кто нужен стихии живым? И она это позволит?
В глазах Алана тенью промелькнуло злое, темное бешенство. Шон едва удержался, чтобы не схватить его за руку.
— Стоп, — поднял открытую ладонь мистер Гарри. — Рэй, тебе задали вопрос. Мы слушаем.
Парень поджал губы.
— У меня нет логического объяснения, — буркнул он наконец. — Я знаю только то, что стихия не ошибается. Мы можем не видеть, где сворачиваем не туда, но она, в отличие от нас, не замутнена эмоциями совершенно, и поэтому все ее решения — верны. Всегда.
— Слушай, стихия не персонифицирована, — подал голос молчавший весь урок Мэтт. — Как она может что-то решать?
Рэй раздраженно поморщился. Шон поймал себя на дурацком ощущении, что прекрасно понимает логику Мэтта… но и представления огненного мага, в знаковой системе которого суть чего угодно, даже закона, похоже, всегда несет сумбурный оттенок личностности, он понимает тоже.
Мерлин, они просто не могут представить, что бывает иначе, ошеломленно подумал Шон, косясь на тонкий профиль Алана. Они эгоцентрики — и привыкли всегда примерять на себя что угодно, а представить, что это нечто может быть действительно беспристрастным… отстраненным, равнодушным, спокойным… да им, похоже, и нечем такое вот представлять. Для них вообще все слишком… личностно, вот именно. Может, поэтому они и сами так включаются во все подряд — так ревностно, так запальчиво? И поэтому так отчаянны и решительны во всем, что пытаются делать, и все принимают в итоге близко к сердцу?..
— А сам на собственный язык — что, не можешь перевести? — скрипуче поинтересовался у Мэтта Рэй. — За тебя еще и слова подобрать? Не цепляйся к форме. Ты прекрасно понял, что я сказал.
— Иногда нечеткая форма здорово выдает искаженную суть, — заметил Доминик. — Любая, даже самая развитая и продвинутая личность, даже превосходящая магов качественно и на порядки более самоорганизованная, все равно остается личностью.
— Ну и что? — утомленно обернулся к нему Рэй.
Рэммет задумчиво улыбался, покусывая кончик пера, которое все занятие вертел в пальцах.
— То. Во-первых, личность не способна до конца избавиться от собственных симпатий и предпочтений. А во-вторых, с личностью можно торговаться и договариваться. С законом — нельзя. Предпочитая в глубине души полагать стихию персонифицированным существом, ты оставляешь сам себе лазейку к нарушению ее же правил.
И, вздернув подбородок, решительно перевел взгляд в угол. На Филиппа.
Шон едва не вздрогнул, обнаружив, что тот улыбается. Мягко, почти мечтательно. Прямо в пылающие непонятно чем глаза Рэя.
— Она отличалась тем, что всегда умела найти в каждом тот самый, единственно верный, нарыв, от которого и ползет во все стороны гниль, — тихо ответил Фил. — И достаточно глубоко ткнуть в него пальцем, чтобы у тебя потом не осталось выбора, кроме как — решиться и вычистить, — он помолчал и спокойно добавил: — или низвести до уровня флобберчервя саму Дину, если вычищать слишком страшно. Тем более, что поспорить с ней самой и доказать, как она ошибалась, говоря то, что тебе так не понравилось, у тебя больше нет возможности.
Теперь группа с изумлением воззрилась на побледневшего Рэя.
А ведь он был на похоронах, параллельно припомнил Шон. Ох, Мерлин… и еще как был…
Он тоже плакал, как и Алан. Только всеми силами пытался это скрывать.
— Она такой же маг, как и все, — медленно, сквозь зубы повторил Рэй. — Я понимаю, что тебе теперь хочется чуть ли не к лику святых ее причислить, но моя внутренняя честность, извини…
— Твоя внутренняя честность давно удалилась позавтракать, — с нажимом перебил его Фил. — Раз ты до сих пор боишься признаться, что любишь ее. И что все, что она тебе говорила — правда.
Побелевшие губы дрогнули — но, так и не вымолвив ни слова, снова сжались.
— Рэй, она — знала, что ты ее любишь, — мягко добавил Филипп. — А ты знаешь, что она знала. Не заставляй меня говорить вслух о том, чем умела быть Дина. И для тебя — в том числе.
Почему-то вдруг бросилось в глаза выражение лица Доминика — и то, как горько он улыбнулся чему-то, прислоняясь затылком к стене.
И то, как на него смотрит Тони. Чуть ли не с нежностью… словно — еще секунда, и он, как большая птица, расправит крылья и укутает ими Рэммета. Спрячет навсегда в их тепло.
Шон почувствовал, что начинает задыхаться. А еще очень хотелось куда-нибудь деться от обеспокоенного взгляда Лорин. Прямо сейчас.
— Ты сам видел, какой водой стала Дина, — замороженно сказал Брайан. — Ты знаешь, что уничтоженный стихией маг не может быть… таким. Чистым.
— Ты боишься принять ее такой, потому что ее чистота означает твою слабость, — в тон ему откликнулся Алан. — Готов запачкать ту, кого любишь, потому что она бросила и тебя тоже? Променяла твое чувство на его жизнь?
От едва заметного кивка в свою сторону Шона обдало жаром. Заткнись, а? — мысленно взмолился он. Ты же мой друг, Алан. Ну, пожалуйста…
— Может быть, у магов и нет свободы воли, — медленно проговорил Филипп, — но кое-что у них точно есть. Право выбрать, за кого — и ради кого — отдать себя, если в этом и состоит их сущность. Будь Дина пустышкой, ее смерть научила бы нас, как не надо поступать, потому что так не надо поступать никогда. Но ее смерть — это… это…
— То, чему можно завидовать, — закончил за него Брайан. — Она умерла так же, как и жила. Так же светло и осознанно. Ты можешь похвастаться тем, что твоя жизнь светла, а поступки осознанны, Рэй? Все до единого?
— Смерть — это всегда смерть! — прошипел тот — бледный, как стена. — Не говори мне, что это может быть благом! Этот ублюдок сломал ей шею, как кукле — я что, должен благодарить его за то, что он дал Дине возможность пожертвовать собой ради того, кто даже ногтя ее не стоит?!
Перед глазами поплыли красно-черные круги — и Шон обнаружил, что зажмурился так сильно, что стало больно глазам.
— Рэй? — чуть слышно позвал Филипп.
— Что?!
— Ты не должен прощать Кристиана.
Парень едва слышно дышал сквозь зубы, в упор глядя на него.
— Но простить Дину ты — должен. Она никогда не принадлежала тебе одному — а ты именно этого и хотел. От нее. Всегда. Но она никогда не смогла бы тебе этого дать — это бы просто ее убило. Ты же сам знаешь. Если бы она на это пошла — с тобой или с кем-то другим — она растворилась бы в стихии, как отказавшийся от своего пути маг. Это все равно, как если бы мистер Поттер выбрал спокойную жизнь со своей семьей где-нибудь подальше от всех — вместо того, чтобы открыть эту школу и дать и нам всем возможность выжить тоже.
----------------------------------------
Однажды, после очередной истерики Алана на тему «О’Доннел — конченый идиот, которого невозможно понять», Шон говорил с мисс Панси. Вынесенная из разговора мысль о том, что целитель — это всего лишь тот, кто способен мгновенно и с полной отдачей полюбить каждого, как партнера, и действительно захотеть ему помочь — так сильно, что даже физическая связь становится для этого не нужна — на пару дней полноценно выбила его из равновесия.
Он понял, почему целителями становятся только земные маги. А еще — почему даже из них ими не становится почти никто.
---------------------
Слишком отличающимся от привычного глазу пейзажа, открывающегося с холмов Уоткинс-Холла. Мысль о том, что воду не стоит пытаться заковывать в кандалы цивилизации, отдавала привкусом неуместной сейчас, но от того не менее отчетливой грусти — как любая мысль, осознающая собственную несбыточность.
------------------------------------
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
К вечеру Гарри окончательно убедился, что в его голове поселилась веселая семья злобных маленьких троллей, развлекающихся методичным отплясыванием чечетки на всех доступных поверхностях.
-------------------------------------------------------------------------
— Ты не мог спать, если меня не было рядом, — каким-то звенящим голосом произнес Гарри.
— Ты был, — улыбнулся Драко, целуя его и мысленно отвешивая себе подзатыльник за то, что так его напугал. — Ты всегда рядом, Поттер. Надо только… правильно это почувствовать…
— Ты шутишь… — обреченно простонал Гарри, рывком притягивая его к себе. — Ты мне все еще ту выходку со сном не простил.
Драко медленно покачал головой.
— Я действительно спал один, Гарри, — тихо сказал он. — Все очень просто… если хочешь отдавать, а не брать. Тогда неважно, рядом ли ты, и неважно, будешь ли рядом когда-нибудь, — тонкие пальцы заскользили по лицу Поттера, обрисовывая его контуры. — Ты — во мне, понимаешь? Всегда — во мне. И, если мне ничего от тебя не нужно, если я хочу любить, а не быть любимым, то любить я могу и на расстоянии. Независимо от того, могу ли получить что-то взамен.
Поттер долго молчал, уткнувшись ему в макушку.
— Я постоянно о тебе думаю, — мрачно проговорил он наконец. — Даже вчера, когда засыпал… я вообще ни о чем больше думать не мог. Мне всегда кажется, что ты рядом…
— Но тебе меня не хватает, верно? — спросил Драко, поднимая голову и глядя ему в лицо. — Вот поэтому и не получается. Ты представь, что я действительно с тобой. И что ты можешь любить меня, и расстояния тебе не мешают. Они просто не могут отнять меня у тебя. Ничто не может, Гарри… потому что я — в тебе, а не рядом. И только ты решаешь, быть мне там или нет… Понимаешь?..
----------------------------------------------------------------------------------------------------
А, значит, все правильно… Вот только как и куда с этой правильностью жить дальше? И, главное — зачем?
--------------------
— Да ты даже не въехал, о чем речь, вообще! — фыркнул Фил. — Жертвенность — это готовность делать что-то ради любимого, верно? И достать его, видимо, этими своими жертвами до печенок. Мисс Луна это имела в виду — что любовь отличается тем, что ты можешь и НЕ жертвовать, если в том нет реальной нужды, и это сложнее, чем просто отрывать от себя куски и гордиться этим…
----------------------------
«Предубеждения — залог поворота на ошибочный путь», — всплыли в голове собственные слова. Когда он это говорил и кому именно — Гарри не помнил, но тогда ситуация казалась абсурдной, а отказ от розовых очков — единственным выходом из нее. Бедные ребята, отстраненно подумал он. Бедные мы все, вообще. За что нам такое ярмо — внутренняя честность?
---------------------------------
— Огненному магу необходимо, чтобы тот, в ком он нуждается, был настолько же искренен и открыт, как он сам, — проговорил он, уже не глядя на них обоих. — Потому что иначе он чувствует себя беззащитным. Земному магу необходимо подтверждение, что его чувства видят и понимают — потому что это убеждает его в том, что он все еще жив.
------------
— Что такое ветер, Элис? — негромко спросил он. — Для тебя.
Девушка бросила настороженный взгляд в небо.
— Поток воздуха? — предположила она. — Направленное движение групп молекул, внутри которых совершается собственное хаотическое движение.
Драко улыбнулся.
— А что такое — партнер? Твой любимый? Тоже группы молекул?
--------------------------
— А партнер-то здесь при чем? — тупо переспросил Мартин.
— При том, что он тоже и есть — ты, — эхом откликнулся молчавший почти весь урок Доминик. — И, если позволяешь себе почувствовать это… и довериться… то однажды проснешься и обнаружишь, что это означает — довериться самому себе. Сомнения в чьей-то любви — они ведь в тебе рождаются, а не в партнере… поэтому самому себе и надо учиться доверять, и любить — тоже самого себя…
-----------------
— Вот поэтому ты и боишься взлететь, — перебил его Драко. — Надежда и способность непредвзято и честно воспринимать реальность несовместимы. Ты ведь всегда знаешь, что и почему происходит — а, раз выбираешь надежду, то игнорируешь либо отсутствие, либо наличие чего-то в своей жизни. Либо то, что тебя уже любят — либо то, что любви к тебе нет, и возникнуть ей неоткуда. Что именно игнорируешь ты, Дом, раз выбираешь — надеяться?
Рэммет пристально посмотрел на учителя, будто прикидывал, издевается тот или уже опять говорит серьезные вещи.
— Пожалуй — что меня уже любят, — задумчиво произнес он наконец. — Черт, только это, кажется, как-то по-дурацки звучит…
— Ну, раз ты это понимаешь, значит, я уже могу порекомендовать тебе попробовать взлететь, — ухмыльнулся Драко, вставая. — На досуге, вместо бесплодных надежд на то, что боишься заметить.
---------------
Шон с усилием отвел взгляд. Смотреть в камин оказалось проще — его хотя бы сложно задеть пристальным разглядыванием. Огонь не видел дерзости в прямоте, а личного оскорбления — в попытках научиться быть самим собой.
----------
Стихии на меня нет.
-----------------
— Нельзя быть одинаковым со всеми, — как-то странно смотря на него, терпеливо объяснила Дина. — С каждым будешь немножко… разным. Что-то, что с этим магом в тебе пересекается, выйдет вперед, а что-то спрячется и постарается почти не показываться. Пока вы вместе.
— И что? — беззвучно сказал он, не выпуская ее ладошку.
Дина, улыбнувшись, пожала плечами.
— Остаешься всегда с тем, рядом с кем можешь быть либо собой, либо такой, какой хочешь стать. Рядом с кем чувствуешь, что это — ты, а не урезанный огрызок, — она вздохнула. — С тем, кому нужна — ты, а не устраивающая его часть тебя.
— Я не хочу часть, — честно признался Фил. — Хочу целиком.
Она засмеялась и уткнулась лбом в его колено.
— Человек на твоем месте сказал бы, что ты и имеешь только часть.
— Ну, так я, слава Мерлину, и не человек, — мягко ответил Филипп, наклоняясь и зарываясь лицом в ее волосы. — Но, вообще-то, тут нет противоречия. Любой мужчина хочет быть уникальным для своей женщины — просто люди предпочитают заменять это на «единственный». Видимо, они не уверены в своей способности дать партнеру хоть что-то, а единственность в любом случае уже подразумевает уникальность, — он задумался и добавил: — хоть какую-то.
— Вот-вот, — в тон ему усмехнулась Дина. — Нет уж, к гоблинам — хоть какую-то… тем более, если есть настоящая.
— Есть, — шепотом согласился Фил.
--------------------
— Идиот, прости Мерлин, — процедила Мелани. — Любое неприятие приводит к смерти, а то, что ты видел — это хуже, чем смерть. Это пример того, как стихия дрессирует нужных ей магов и заставляет силком выбрать то, что они не хотят выбирать сами. И тащит их за шиворот, если они обязаны что-то сделать. Твое счастье, если ты не обязан — тогда просто умрешь. Но не факт, что быстро и безболезненно.
---------------------------------
— Какая, к гоблинам, свобода? — без тени улыбки глухо спросила Маргарет. — У нас тут только одна свобода — сдохнуть, если о свободе думать чересчур нравится…
-------------------------------------------
— Все говорят, что для мага естественно любить, — непонимающе проговорила Дина. — Что наша суть — и сущность, и, может быть, даже цель — в том, чтобы мы кого-то любили. Не влюблялись, привязываясь и утопая в желаниях, а — любили. Но разве отличие мага от человека только в этом одном? А из всей этой истории с амулетами получается, что — да.
----------
Единственное, что он смог — добиться того, чтобы Дина никогда не плакала от беспомощного отчаяния, глядя на него самого. Иногда ему казалось, что в чем-то это тоже — почти что подвиг.
А иногда — что это даже не его начало. Разве достаточно видеть несовершенство в себе и стремиться к чему-то день за днем, если та же Дина может на порядок больше? Она может видеть его в других — и делать… что-то. Что-то такое, от чего самоубийственно депрессирующий парень наутро будто заново вспоминает, как улыбаться, а балансирующая на грани срыва в ненависть ко всему миру пара снова обнаруживает, что реальность не зациклена на них двоих
-----------
— Мисс Паркинсон говорит, что развивающаяся личность должна учиться принимать собственные решения и отвечать за их последствия, даже если ее устраивает, какие именно решения принимают те, кто несет за нее ответственность, — без запинки отчеканила Вилена, бросая на Маргарет ничего не выражающий невинный взгляд.
--------------------------------------------------------------
Дэнни с горечью улыбнулся и запрокинул голову, уставившись куда-то в сторону.
— Я просто понял, что никогда ни к кому такого не чувствовал, — спокойно проговорил он. — Мне только казалось, что чужие проблемы — это мои проблемы, или что я в ком-то там нуждаюсь, или даже — люблю… Я ведь никого и не знал до нее. А воспитанника — его знаешь сразу, с самого начала. Всего. Чувствуешь всей кожей, как будто вы — одно существо…
— Знаешь — что? — перебил его Доминик. — Все, что с ней было, что ли?
— Нет, — терпеливо поправил Дэнни. — Ее знаешь. Всю. Не могу понятнее объяснить… Но, по-моему, вот это вот знание, Дом — это и есть любовь, как я ее сейчас понимаю. Ни с одним посторонним магом такое даже в принципе невозможно. Это же — как одна душа на двоих, пополам поделенная, и в каждом из вас своя половинка живет, и со второй половинкой она вся-вся, как есть, переплетена и связана. Один вздохнул — второй услышал. Я даже сны Вилены иногда видеть могу… Я знаю, чего она боится, о чем мечтает, чего хочет, и я знаю, где мое место во всем этом, почему рядом с ней — именно я. Понимаешь? Я просто смотрю на нее и вижу себя. Не отражение, а себя, настоящего. Я только рядом с ней до конца — настоящий. Наверное, потому и не помню толком жизни до нее… Это и не жизнь была, правда. Это иллюзия существования… по сравнению с тем, что значит — когда ты рядом с воспитанником.
----------------------------------
— Тебе не показалось странным, что, если у мага забрать то, что делало его магом, то он и любить перестает? — помолчав, наконец отстраненно спросила она. — Ну, или наоборот. Убрать любовь — и получится человек… Что там первично-то было, кто его знает…
Фил вздохнул и отставил в сторону чашку. Мог бы и сам догадаться, в чем дело. Опять в чьей-нибудь личной драме.
— Не показалось, — глухо ответил он. — По-моему, это логично — дальше некуда.
— Все говорят, что для мага естественно любить, — непонимающе проговорила Дина. — Что наша суть — и сущность, и, может быть, даже цель — в том, чтобы мы кого-то любили. Не влюблялись, привязываясь и утопая в желаниях, а — любили. Но разве отличие мага от человека только в этом одном? А из всей этой истории с амулетами получается, что — да.
— Внутренняя честность? — уточнил Фил. — Способность принимать реальность, невозможность всю жизнь закрывать глаза на правду и выбирать тупиковый путь?
— Ну, например, — кивнула Дина. — Еще связь с природой в том или ином виде, и отрыв от человеческих ценностей и амбиций, и стихийные сны, и управление своей физиологией… Мерлин, да развитые земные маги даже чужой физиологией управляют! Даже человеческой.
Филипп задумчиво рассматривал, как она теребит распушившуюся прядь волос.
— Я думаю… — он запнулся и пояснил: — ну, то есть, это я пока что так думаю. Что все это — только средства для того, чтобы научиться любить. Они как бы обусловливают способность… — он закусил губу и пощелкал пальцами. — Ты бы смогла сделать хоть что-нибудь из того, что ты делаешь, если бы не могла видеть правду? Если бы не умела слышать чужие эмоции, смотреть на ситуацию и обстоятельства объективно и находить ключевую проблему?
— Риторический вопрос, — пожала плечами Дина. — Ни черта бы я не смогла. Только влезала бы в и без того запутанные отношения и усложняла бы их еще больше. Еще и своей привязанностью…
— Вот! — Фил выставил вперед указательный палец. — Если бы всего этого в тебе не было, ты бы не умела любить. Все, на что ты была бы способна — это на привязанность, более или менее искреннюю.
Глаза Дины распахнулись — как каждый раз, когда ей в голову приходила идея.
— Значит, люди умеют только привязываться? — неверяще переспросила она. — Ой, Мерлин… нет, не перебивай… ужас какой. Так что, получается, что они даже в теории полюбить не способны? Никогда? Вот вообще-вообще, раз у них нет внутренней честности и розовые очки вместо правды?
Фил устало пожал плечами. Его и самого эта мысль совершенно не радовала — уже не первый год.
— Вот потому я и говорю, что это я пока что так думаю, — подытожил он. — И все мечтаю как-нибудь убедиться, что ошибаюсь…
---------------------------------------------
— Нельзя быть одинаковым со всеми, — как-то странно смотря на него, терпеливо объяснила Дина. — С каждым будешь немножко… разным. Что-то, что с этим магом в тебе пересекается, выйдет вперед, а что-то спрячется и постарается почти не показываться. Пока вы вместе.
— И что? — беззвучно сказал он, не выпуская ее ладошку.
Дина, улыбнувшись, пожала плечами.
— Остаешься всегда с тем, рядом с кем можешь быть либо собой, либо такой, какой хочешь стать. Рядом с кем чувствуешь, что это — ты, а не урезанный огрызок, — она вздохнула. — С тем, кому нужна — ты, а не устраивающая его часть тебя.
— Я не хочу часть, — честно признался Фил. — Хочу целиком.
Она засмеялась и уткнулась лбом в его колено.
— Человек на твоем месте сказал бы, что ты и имеешь только часть.
— Ну, так я, слава Мерлину, и не человек, — мягко ответил Филипп, наклоняясь и зарываясь лицом в ее волосы. — Но, вообще-то, тут нет противоречия. Любой мужчина хочет быть уникальным для своей женщины — просто люди предпочитают заменять это на «единственный». Видимо, они не уверены в своей способности дать партнеру хоть что-то, а единственность в любом случае уже подразумевает уникальность, — он задумался и добавил: — хоть какую-то.
— Вот-вот, — в тон ему усмехнулась Дина. — Нет уж, к гоблинам — хоть какую-то… тем более, если есть настоящая.
— Есть, — шепотом согласился Фил.
Особенно — в такие вот вечера. Когда она рядом, когда ее голова не забита чьими-то очередными переживаниями, когда нет потоков отчаянных слез и можно не захлебываться от душераздирающей тоски, не зная, как успокоить ту, кого любишь. Как сделать мир лучше, чтобы твоя девочка не плакала, глядя на его представителей.
Единственное, что он смог — добиться того, чтобы Дина никогда не плакала от беспомощного отчаяния, глядя на него самого. Иногда ему казалось, что в чем-то это тоже — почти что подвиг.
---------------------------------------
Ему всегда хотелось разгадать Кристиана, и временами даже возникала иллюзия, что уж хотя бы единственному воспитаннику такое по силам — но, наверное, именно это и называется гордыней. Когда больше всего на свете хочешь понять, постичь, выучить и запомнить живое существо наизусть, сделать его предсказуемым и простым. И даже нуждаешься в этом.
-------------------------
Или хотя бы вспомнить, чем занимался из вечера в вечер когда-то давно — раньше. Умудрялся же как-то жить, и даже нравилось чаще всего. Стихия не дает испытаний не по силам.
И никогда не дает того, что не является испытанием — даже для тех, кто оказывается втянут в ситуацию косвенно.
Я — косвенно втянутый объект, криво улыбаясь, подумал он. Вторичный, можно сказать. Побочный эффект. Случайная флуктуация… в чужой жизни…
--------------------------------
— Нет, — терпеливо поправил Дэнни. — Ее знаешь. Всю. Не могу понятнее объяснить… Но, по-моему, вот это вот знание, Дом — это и есть любовь, как я ее сейчас понимаю. Ни с одним посторонним магом такое даже в принципе невозможно. Это же — как одна душа на двоих, пополам поделенная, и в каждом из вас своя половинка живет, и со второй половинкой она вся-вся, как есть, переплетена и связана. Один вздохнул — второй услышал. Я даже сны Вилены иногда видеть могу… Я знаю, чего она боится, о чем мечтает, чего хочет, и я знаю, где мое место во всем этом, почему рядом с ней — именно я. Понимаешь? Я просто смотрю на нее и вижу себя. Не отражение, а себя, настоящего. Я только рядом с ней до конца — настоящий. Наверное, потому и не помню толком жизни до нее… Это и не жизнь была, правда. Это иллюзия существования… по сравнению с тем, что значит — когда ты рядом с воспитанником.
--------------
Тот, кто помогает тебе оставаться собой, просто находясь рядом
-----------------------
Опустившаяся на замок ночь в очередной раз заглянула в глаза и беззвучно спросила — а только ли негативных? Может быть, все это — иллюзии, а на самом деле тебе просто нечего ждать?
Убивать можно и сомнениями, беспомощно подумал Шон, прижимаясь щекой к подушке. Даже мистер Драко говорил, что сомнения убивают разум. Что нельзя поддаваться…
Вот только противиться им, глядя каждую ночь покрасневшими от бессонницы глазами в потолок, не хватало никаких сил. Где берут их те, кто осмеливается любить? — спрашивал он сам себя и не находил ответа. Как они выживают в этом кошмаре?
Пойди и спроси, — настойчиво шепнула ночь. Ты же знаешь — она ответит на любые вопросы. Она никогда тебя не обманывала — и не обманет и впредь, даже после того, что ты сделал.
Шон зажмурился и зарылся лицом в основательно измятую уже подушку. Ночами все выворачивалось наизнанку, и то, что днем выцветало, прячась в углах от упрямой мальчишеской жажды и веры, теперь возвращалось обратно, а вера беспомощно истончалась и таяла. И память о том, как однажды он влепил Дине Торринс пощечину, утомившись терпеть поток ее на этот раз совершенно бессмысленных и оскорбительных домыслов, ночами начинала вгрызаться в Шона хуже бешеных волкулаков.
---------------------------------------------
— Просто надо очень любить, чтобы захотеть родить своему мужчине ребенка, — медленно сказала Дина. — Не то чтобы это было так уж страшно — просто любить.
-------------------------------------
Просто каждый раз, когда она смотрела на тебя — вот так, исподлобья, чуть склонив голову, без легкомыслия и стеснения, пронизывающе, откровенно, в самую суть, как в тот первый вечер в коридоре — что-то ломалось внутри, какой-то барьер, отделяющий допустимую вежливость от не оправданной знакомством или близостью, но от того не менее настоящей — искренности… Это было так похоже на Тони. То, что умела Кэт. Так похоже — будто один и тот же маг в разных обличьях, то в мужском, то в женском.
------------------------------
А что есть правда? — тут же мысленно усмехнулся Гарри. Только то, что мы считаем ею — наивные и глупые, как слепые новорожденные книззлы, мы тычемся носами, пытаясь на ощупь представить ее цвет или вкус. Как будто такое возможно…
И забываем, что правда останется сама собой независимо от нашей отчаянной веры в то, что мы хотим видеть.
-------------------------------------------------
Взгляд Снейпа на мгновение непонимающе остекленел — и Гарри вспомнил собственный столбняк, когда впервые увидел сына. Малыш спал, прикусив большой палец — точно так, как это делала умотавшаяся за день и уснувшая, едва коснувшись головой подушки, Луна. Жгуче черные волосенки сбились в хохолок, открывая высокий, правильной формы лоб — точь-в-точь как у Панси. А потом, будто почувствовав отца, распахнул глазки — именно того пронзительно серого, знакомого до боли малфоевского оттенка. Именно того разреза, как у Луны.
-----------------------
Как хорошо жить, когда не умеешь ничего хотеть, с тоской ухмыльнулся Натан, поднимая голову — и натыкаясь взглядом на сомкнутые, как всегда, ресницы и сжатые губы.
-----------------
— Ага, — пряча вызов за показной непринужденностью, кивнул учителю Алан. — Я считаю, что смерть — слишком окончательная штука, чтобы считаться уроком. Когда она случается, гадать о причинах становится поздно. И поэтому убийство, тем более — мага… магов… да еще и массовое…
Он все-таки закипал — и потому терялся в словах. Никогда не умел говорить о том, что задевает его за живое, спокойно.
— Да ну? — невольно передразнил мистера Поттера Рэй. — А как насчет «невозможно убить того, кто достоин жизни»?
— И, кстати, — добавила Марта. — «Убийство человека есть законность, убийство зверя есть необходимость, убийство света есть тягчайший из грехов». Кто-нибудь обращал внимание, что про убийство магов здесь ни слова не сказано?
— Потому что мага невозможно убить, — подытожил Рэй. — Его контролирует стихия, а, значит, все, что случается в его жизни, есть ее реакция на его выборы и решения.
Губы Алана медленно сжались в тонкую ниточку. Вопреки ожиданиям Шона, он еще целых секунд десять размеренно вдыхал и выдыхал, не срываясь на крик.
— Ты веришь в то, что каждый стихийный маг южной Англии, включая куколок и новопосвященных, уже успел наошибаться до невозвратной точки? — наконец глухо спросил Прюэтт. — Одновременно?
— А ты веришь в то, что можно вот так запросто взять и убить того, кто нужен стихии живым? И она это позволит?
В глазах Алана тенью промелькнуло злое, темное бешенство. Шон едва удержался, чтобы не схватить его за руку.
— Стоп, — поднял открытую ладонь мистер Гарри. — Рэй, тебе задали вопрос. Мы слушаем.
Парень поджал губы.
— У меня нет логического объяснения, — буркнул он наконец. — Я знаю только то, что стихия не ошибается. Мы можем не видеть, где сворачиваем не туда, но она, в отличие от нас, не замутнена эмоциями совершенно, и поэтому все ее решения — верны. Всегда.
— Слушай, стихия не персонифицирована, — подал голос молчавший весь урок Мэтт. — Как она может что-то решать?
Рэй раздраженно поморщился. Шон поймал себя на дурацком ощущении, что прекрасно понимает логику Мэтта… но и представления огненного мага, в знаковой системе которого суть чего угодно, даже закона, похоже, всегда несет сумбурный оттенок личностности, он понимает тоже.
Мерлин, они просто не могут представить, что бывает иначе, ошеломленно подумал Шон, косясь на тонкий профиль Алана. Они эгоцентрики — и привыкли всегда примерять на себя что угодно, а представить, что это нечто может быть действительно беспристрастным… отстраненным, равнодушным, спокойным… да им, похоже, и нечем такое вот представлять. Для них вообще все слишком… личностно, вот именно. Может, поэтому они и сами так включаются во все подряд — так ревностно, так запальчиво? И поэтому так отчаянны и решительны во всем, что пытаются делать, и все принимают в итоге близко к сердцу?..
— А сам на собственный язык — что, не можешь перевести? — скрипуче поинтересовался у Мэтта Рэй. — За тебя еще и слова подобрать? Не цепляйся к форме. Ты прекрасно понял, что я сказал.
— Иногда нечеткая форма здорово выдает искаженную суть, — заметил Доминик. — Любая, даже самая развитая и продвинутая личность, даже превосходящая магов качественно и на порядки более самоорганизованная, все равно остается личностью.
— Ну и что? — утомленно обернулся к нему Рэй.
Рэммет задумчиво улыбался, покусывая кончик пера, которое все занятие вертел в пальцах.
— То. Во-первых, личность не способна до конца избавиться от собственных симпатий и предпочтений. А во-вторых, с личностью можно торговаться и договариваться. С законом — нельзя. Предпочитая в глубине души полагать стихию персонифицированным существом, ты оставляешь сам себе лазейку к нарушению ее же правил.
И, вздернув подбородок, решительно перевел взгляд в угол. На Филиппа.
Шон едва не вздрогнул, обнаружив, что тот улыбается. Мягко, почти мечтательно. Прямо в пылающие непонятно чем глаза Рэя.
— Она отличалась тем, что всегда умела найти в каждом тот самый, единственно верный, нарыв, от которого и ползет во все стороны гниль, — тихо ответил Фил. — И достаточно глубоко ткнуть в него пальцем, чтобы у тебя потом не осталось выбора, кроме как — решиться и вычистить, — он помолчал и спокойно добавил: — или низвести до уровня флобберчервя саму Дину, если вычищать слишком страшно. Тем более, что поспорить с ней самой и доказать, как она ошибалась, говоря то, что тебе так не понравилось, у тебя больше нет возможности.
Теперь группа с изумлением воззрилась на побледневшего Рэя.
А ведь он был на похоронах, параллельно припомнил Шон. Ох, Мерлин… и еще как был…
Он тоже плакал, как и Алан. Только всеми силами пытался это скрывать.
— Она такой же маг, как и все, — медленно, сквозь зубы повторил Рэй. — Я понимаю, что тебе теперь хочется чуть ли не к лику святых ее причислить, но моя внутренняя честность, извини…
— Твоя внутренняя честность давно удалилась позавтракать, — с нажимом перебил его Фил. — Раз ты до сих пор боишься признаться, что любишь ее. И что все, что она тебе говорила — правда.
Побелевшие губы дрогнули — но, так и не вымолвив ни слова, снова сжались.
— Рэй, она — знала, что ты ее любишь, — мягко добавил Филипп. — А ты знаешь, что она знала. Не заставляй меня говорить вслух о том, чем умела быть Дина. И для тебя — в том числе.
Почему-то вдруг бросилось в глаза выражение лица Доминика — и то, как горько он улыбнулся чему-то, прислоняясь затылком к стене.
И то, как на него смотрит Тони. Чуть ли не с нежностью… словно — еще секунда, и он, как большая птица, расправит крылья и укутает ими Рэммета. Спрячет навсегда в их тепло.
Шон почувствовал, что начинает задыхаться. А еще очень хотелось куда-нибудь деться от обеспокоенного взгляда Лорин. Прямо сейчас.
— Ты сам видел, какой водой стала Дина, — замороженно сказал Брайан. — Ты знаешь, что уничтоженный стихией маг не может быть… таким. Чистым.
— Ты боишься принять ее такой, потому что ее чистота означает твою слабость, — в тон ему откликнулся Алан. — Готов запачкать ту, кого любишь, потому что она бросила и тебя тоже? Променяла твое чувство на его жизнь?
От едва заметного кивка в свою сторону Шона обдало жаром. Заткнись, а? — мысленно взмолился он. Ты же мой друг, Алан. Ну, пожалуйста…
— Может быть, у магов и нет свободы воли, — медленно проговорил Филипп, — но кое-что у них точно есть. Право выбрать, за кого — и ради кого — отдать себя, если в этом и состоит их сущность. Будь Дина пустышкой, ее смерть научила бы нас, как не надо поступать, потому что так не надо поступать никогда. Но ее смерть — это… это…
— То, чему можно завидовать, — закончил за него Брайан. — Она умерла так же, как и жила. Так же светло и осознанно. Ты можешь похвастаться тем, что твоя жизнь светла, а поступки осознанны, Рэй? Все до единого?
— Смерть — это всегда смерть! — прошипел тот — бледный, как стена. — Не говори мне, что это может быть благом! Этот ублюдок сломал ей шею, как кукле — я что, должен благодарить его за то, что он дал Дине возможность пожертвовать собой ради того, кто даже ногтя ее не стоит?!
Перед глазами поплыли красно-черные круги — и Шон обнаружил, что зажмурился так сильно, что стало больно глазам.
— Рэй? — чуть слышно позвал Филипп.
— Что?!
— Ты не должен прощать Кристиана.
Парень едва слышно дышал сквозь зубы, в упор глядя на него.
— Но простить Дину ты — должен. Она никогда не принадлежала тебе одному — а ты именно этого и хотел. От нее. Всегда. Но она никогда не смогла бы тебе этого дать — это бы просто ее убило. Ты же сам знаешь. Если бы она на это пошла — с тобой или с кем-то другим — она растворилась бы в стихии, как отказавшийся от своего пути маг. Это все равно, как если бы мистер Поттер выбрал спокойную жизнь со своей семьей где-нибудь подальше от всех — вместо того, чтобы открыть эту школу и дать и нам всем возможность выжить тоже.
----------------------------------------
Однажды, после очередной истерики Алана на тему «О’Доннел — конченый идиот, которого невозможно понять», Шон говорил с мисс Панси. Вынесенная из разговора мысль о том, что целитель — это всего лишь тот, кто способен мгновенно и с полной отдачей полюбить каждого, как партнера, и действительно захотеть ему помочь — так сильно, что даже физическая связь становится для этого не нужна — на пару дней полноценно выбила его из равновесия.
Он понял, почему целителями становятся только земные маги. А еще — почему даже из них ими не становится почти никто.
---------------------
Слишком отличающимся от привычного глазу пейзажа, открывающегося с холмов Уоткинс-Холла. Мысль о том, что воду не стоит пытаться заковывать в кандалы цивилизации, отдавала привкусом неуместной сейчас, но от того не менее отчетливой грусти — как любая мысль, осознающая собственную несбыточность.
------------------------------------
@темы: заметки